Просьба снисходительно относиться к нижеприведенным виршам. Когда-то кое-что из этого мне нравилось, поэтому для полноты своего виртуального отображения я привожу несколько хотя бы в минимальной степени удобочитаемых текстов.

Мимоходом.

Умереть, или остаться -
Вот проблема на века.
По дорогам пыльным шляться
Под личиной дурака.

Или лечь, припудрив мысли
Горстью серого песка.
Жадно пья вино, кумыс ли,
Чуять ветер у виска.

Сочинять дурные шутки
Для прохожих прихожан,
Ковырять в своей скорлупке
Мысли в липких паранджах.

Слепо пялить взор чугунный
В развесные небеса.
Лишь бы глупая фортуна
Не сорвалась с колеса.

1986

Воспоминания о 22 июня.

Белой ночи не стало,
И растаяли сны,
Что покорно листались
Мимолетьем весны.

Полуночным туманом
Растворились в глазах,
Чудным полня обманом
Стародавний пейзаж.

И опять стылым блеском
Запалят фонари,
И обмолвиться не с кем
От зари до зари.

И по смутным покоям
Петербургских ночей
Я брожу неспокоен -
Не чужой, и не чей.

1987

Песня.

Не знаю, где дорога пролегла,
И сколько мне по ней еще идти.
Но слякотью сочащаяся мгла
Накрыла прямоезжие пути.
Зеленая унылая тоска,
И серые промозглые дожди.
И тщетно в пропасть тянется рука:
"Не уходи, немного подожди!"

Здесь в небо лезут карие цветы,
И мысли глухо стонут по ночам.
Страна моей раздавленной мечты,
Слепая дань полуденным речам.
И тусклый блеск оскаленных зеркал
Явился мертвой черною рекой.
Зачем я тихой гавани искал? -
Живому сердцу пагубен покой.

Под банкой тихо плещется вода
И весла по уключинам скребут.
Пусть этот миг продлится навсегда!..
Но призраки размеренно гребут.
Вот стала уже света полоса,
Покрылся пеплом траурный костер.
Почти не слышны близких голоса,
И ночь сомкнула бархатный шатер.

Но нет, нас слишком рано хоронить
И recuiem aternam чепуха.
Нам есть, кого любить и что хранить,
Но смерть, видать от старости, глуха.
Протянем руки к пламени костра,
Он наша кровь, а может быть судьба.
Укроет зыбкой тенью до утра...
Надежда, своего прими раба!
1986

Революционные песни (Боже, какими мы были наивными)

Демонстрационная походная.

Товарищ инженер, пора нам распрямиться,
Довольно быть рабом вышестоящих уст!
Товарищ инженер - уже свобода снится,
Пора на горле рвать ярма привычный груз.

Уже трещат по швам промерзлые устои -
Пора палить костры на древних площадях.
Пускай на них чадят сокровища застоя,
И воет старый мир, навеки уходя.

На черных зеркалах потеет отраженье
Глядящих мимо нас полупотухших звезд.
А нас опять ведут в последнее сраженье -
Кому-то, видно, мало царящих в мире слез.

Усталая страна безвременно уснула
Под шелестом знамен бездарных сторожей.
И надо отрывать нам задницы от стула.
Нам не нужны

Пора давно понять - молчание отрава,
Мы требуем теперь назад свои права.
Хотя нам власть грозит острогой и расправой,
Над площадью несутся пока еще слова.

7-8 ноября 1988 г.

Вся власть советам!

Когда по новой заморозки вдарят,
И занавес опустится опять,
Кого нам современники восславят,
Какого судьбоносного вождя?

Быть может, он надменно-величаво
Промолвит: "Власть мине не зря дана.
Мы выполним заветы Ильича, мол,
И будет есть великая страна!"

А может, он расстрелами потушит
Наш, было, вновь занявшийся костер:
"Мол, Ленина заветы не нарушим,
Но классовый вопрос всегда остер."

А может... Впрочем, что нам будет толку
Листать полузабытое вчера.
За нас уже решили втихомолку
Погрязшие в служеньи мастера.

Ну что же, кто не ищет - тот обрящет
Разбитый путь в затерянных полях.
Народ, о ниспошлении молящий,
Достоин лишь нагайки и царя.

24 ноября 1988 г.
Предотъездные раздумья 1989-91 г.г.

Как часто вечный Б-г евреев
Манит нас в дальние места,
С тех пор не стали мы мудрее,
И не успели мы устать...

Устать скитаться без надежды
На ненадежный, но - покой
И сжечь дорожные одежды,
Покончив с вечной суетой.

Но мечет век холодной пеной
Нас к новым чуждым берегам,
Хоть призрак завтрашней геены
Нас ждет, наверное, и там.

Весь мир наш дом, и мы, скитальцы,
В нем ищем комнату свою -
На жизни сжавшиеся пальцы
Унять в накарканном раю...

Ну что ж, вперед? Звезда скитаний
Встает над сумрачной Невой.
И сердце ноет в ожиданьи
Последней фразы роковой.

Вот сделан шаг, и над тобою
Навесит свод аэропорт.
На встречу с маятной судьбою
Мы всходим к лайнеру на борт.

Смыкаясь с временем пространство -
С кряхтеньем прет назад, вперед?
Презрев развалинное царство,
Струится в небо самолет.
Предновогодняя песня

И за каждым окошком
Притаилася ель,
В серебристой окрошке
Разноцветных огней.
Неустанный разведчик
Беспредельных лесов,
Добрый друг и советчик
Детских праздничных снов.

Счастье дарят посланцы
Ленинградской тайги,
Манят дикие танцы
Страшной Бабы-Яги.
Серый волк непременно
Чтоб подарки привез,
А под елкой наверно...
Здравствуй, здравствуй, Мороз.

Мы такие большие,
Просто скучно порой
И нам прочно внушили -
Жить не станет игрой.
Но из комнат уютных,
Целый год напролет,
Мы стремимся под крышу
Несерьезных забот

1989

Раздумье.

Пустынный день. Размякли небеса,
Разлитый сумрак навевает скуку.
Опять покорно веришь в чудеса,
В забытое за лето слово "пруха".

Так все неверно, и не суждено
Распутать густо выпачканный воздух.
Я закрываю мутное окно
И выпускаю дремлющие звезды.

Они тихонько в комнате кружат,
Слегка цепляя пыльные карнизы.
Продрогшего рассвета сторожа,
Закутанные в древние капризы.

Октябрь 89 - 91

Расставально-величальная

Трубят осенние рога,
В стакан с шартрезом льется влага
И колпачок пустынной фляги потерян
В крошках пирога.

Пронзив палатки потолок,
Сияет звездный свет угрюмо,
А мы на дне пиратских трюмов
Упрямо ищем уголок.

Где свет утраченной звезды
Слепит дно пыльного бокала,
И эхо слов "Не все пропало"
Звучит на разные лады.

Где моря легкий шепоток
Все начинает и кончает
Улыбку легкую с печалью
Сплетая в темный ободок.

Сминая кружево дорог
В комочек легкий паутинный,
Диктует память нам старинный
Давно затверженный урок:

Не забывай и не тревожь
Себя виденьями былого,
Что было доброго и злого,
Пусть будет как вчерашний дождь.

Что нас поил, и пересох.
Все дышит новою грозою
Вино разбавлено слезою,
Но все же вкус весьма неплох.

И пусть иные берега
Сияют яркой белизною...
Мы живы прошлою весною,
Трубят осенние рога.

1995

ЭЛЕГИЯ БЕЛЫХ НОЧЕЙ

Дождись в тенетах этажа,
покуда заморозки грянут.
И покачнется Петербург,
в неровном сумраке дрожа.
Велиречавая баржа
вплывет в рассвет по водам пьяным,
Истошным воплем теребя
дома поросшие вокруг.

Как много в этом звуке нот,
бежавших пыльного томленья
В настольном ящике слуги
машинно-тракторных судеб.
Теперь же замерших в отлет
с невнятным флером сожаленья.
А сонный боцман в сотый раз
макает в кофе сонный зев.

Ему неведом переплет
стай, бредящих полярным югом,
Сидят в таверне корешки
и пьют за каждый мартобря.
А голова уже идет
не то квадратом, не то цугом.
И на кофейнике брюзжит
зарю сменившая заря.

Дождись в кружении времен
полоски света в полумраке,
Когда усталые мосты
махнут напруженной рукой.
И над безмолвною рекой,
не то во френче, не то фраке
Взойдет нечаянной звездой
неделя, полная имен.

июль-август 1994
Подруги данного распитья
Нежны, коварны и грустны.
Им хрум конфет винопролитья
Милей, но замыслу верны
Они цедят косые стопы,
С хорее-ямбами на «Ты»
И в ритмах радио «Европы»
Дрожат усталые персты.
Текут «Перно», «Вазисубани»,

Исполняется на мотив "Летят перелетные птицы" (по случаю отказа в американской визе)

Плывут перелетные птицы
в российской грязи голубой.
Ползут они в светлые дали,
а я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
наверно, родная страна.
Не нужен нам берег ненецкий,
Монголия мне не нужна.

Летят переметные пиццы
в Нью-Йорке, в дали голубой,
Фланируют вдоль небоскребов,
и там остаются с тобой.
А я достаю из карманов,
широких, свой гранатомет.
Зачем нам посольство чужое?
Меня каждый р'усский поймет.

Напрасно статУя Свободы
Нам факелом машет златым.
Мы дети советских народов,
сужден нам отеческий дым.
Одни лишь печальные утки
не видят застав и границ.
Плывут полосатые будки
далекие манят огни.

Февраль 1998

Диалог о 8 марта

О, этот странный и крикливый,
Насквозь фальшивый, говорливый,
Дерущий глотку "женский день".
Комунно-банный, люксембуржский,
Корытно-пенистый калужский -
Прыжков дешевых дребедень.

О, этот странный и щемящий,
Шампанно-пенящий, бодрящий
Как ожиданный фейерверк.
Всеобщий и животворящий,
Но потаенных глаз горящих
Побег летящих к свету верб.

8 марта 1998

Цыганочка с выходом на день рождения Саши

Ну что ж вы, пани Сашенька,
Присели у окна.
На улицах барашками
Давно бредет весна.

Снежок полуразбавленный,
Апрельский неуют.
Туристы недобитые,
По городу снуют.

Тебе бы печь раскрытую,
За стенкою январь.
Колечки дыма слитные
Трубит твой календарь.

Давай, давай, залетные,
Рысями на залив.
Дома мелькают четные,
Собак разбередив.

На детских санках стелемся
По наледи с горы,
Святые параллельные,
Мгновенные миры.

И все куда-то мечемся,
Сметая снегопад.
Глазенками доверчиво
Владыки в нас глядят.

Им что апрель, что яхонты,
Мерцают и манят.
Потрепанные мамонты
На полочках стоят.

И нет ни пальм, ни фикусов,
То солнце, то метель,
Расплесканный, замызганный
Наш северный апрель.

Но вот уже рюмашечка
И тортик на столе.
Ну будь здорова, Сашечка,
Да в злате-серебре.

Метель (еще одна цыганочка)

Опять гарцует снегопад
По улице асфальтовой.
Деревья серые стоят,
Как будто виноватые.
Ползут, клаксоня и дымя
Пролетки с драндулетами,
А я опять кормлю себя
Дешевыми обетами.

Что, мол, опять придет весна
И лето, разумеется.
Что кто-то вспрянет ото сна,
И что-то переменится.
Пройдет по стоптанной стерне
Беда босыми лапами,
А если кто кричит во сне -
Патологоанатомы.

Горючая, весенняя,
На краешке спасения.
Апрелем тлеют небеса,
И завтра воскресение.

Давай, ребята, в разнобой
Заборными куплетами.
Весна промчалась стороной,
Потренькала браслетами.
Разбередить да обмануть -
Сокровище нехитрое.
Мы дозимуем как-нибудь
За стеклами разбитыми.

За кромкой черною беды,
За рюмкой оброненною,
Да только как теперь забыть
Глаза твои смущенные.

Загадка про Пошу

То он восковый, то как каменный
То с усами, то брит сияюще.
То вдруг собран, как на экзамене,
Или квас пьет, смеясь ободряюще.

Он на красный свет ходит, мучаясь,
И таит комсомольское прошлое,
По нему все, конечно, соскучились,
А зовут его, кажется, .......

1993

Экспромт на день рождения Копланова

Над компьютером информным
Гордо реет грозный Коплан,
Парабеллуму подобный.
То касаясь нежно факса,
то долбя клавиатуру,
он КРИЧит, и в клике этом
Ясно слышна жажда трупов
для вечернего эфира.

Толстый Коплан, добрый Коплан,
Ну за что такая доля
в историческом аспекте
человеку выпадает?
Не кричи, тебя мы любим,
ну а кое-кто целует.

25 июня 1998

Она любила снег,
и в зыбкое пальто
Сутулясь по весне
укутывала плечи.
Полуночный цветок
среди замерзшей речи,
На западном плато
Ты замедляешь бег.

Новогодняя

Дни прошли, унесенные веником,
Елки сохнут, иголки скрипят.
Вот шепнет кто-то «эники-беники»,
И ракеты покорно взлетят.

По пространству слегка искривленному,
Траекторией небо продрав,
Мы влетим, как и прежде влюбленные,
В Новый Год, старогоднее став.

Сентиментальная метель
Навьет петель по островам.
Скользкий гранит под коркой льда,
Тепло хранит лишь борода,
Да в небе звезда

1998-99

Посвящение Бубзику и Полинке, родившимся 1 год назад с интервалом 1
день и встретившим первый свой День Рождения на озере Большое Барково
под анекдоты взрослых и сочное ожидание шашлыка.

Вот погодки, друзья, подгадали родиться
Не в Крыму, не в бору, но в озерном краю.
Где за каждым окном - просветленные лица,
И за каждым углом по мурлу узнаю.

Где уж если палит - так конец урожаю,
Но зато как мороз - стынет в трубах вода.
И когда в сотый раз я навек уезжаю,
Мне прощальным "ку-ку" дребезжат поезда.

Облупившийся хвост электрички колхозной
Как соленый намек: мол, за мной не скучай.
В облапошенный край оголтело-гумозный
запрокинуло вас запростяк-невзначай.

Улыбайся же, пей материнские соки.
Нынче время твое, ты забудешь о нем.
На пороге свистит Чингачгук волоокий,
Мы за это взопьем, и по новой нальем.

За простор и покой на Великих озерах,
Ты по ним поплывешь, не щадя паруса -
Не прикованый раб на облезлых галерах,-
И к проказам твоим снизойдут небеса.

3 июля 1999 г.